Не совсем “Охотник” (Часть 2)

Очевидно, что поскольку обломки упали на подконтрольной ВСУ территории, то сам процесс его перехвата собственным истребителем выглядит уже глуповато. Если уже и сбивать аппарат, то делать это надо намного раньше, чтобы можно было добраться до обломков и тихо их вывезти в соответствующее место. Но взять и сбить его так, чтобы тот рухнул в руки ВСУ, это – особенное достижение, достойное премии Дарвина. Ведь по идее, автоматика должна была развернуть аппарат в обратном направлении и, возможно, канал связи был бы восстановлен.

Поскольку этого не произошло, можно выдвинуть две версии. Первая – противник пытался задействовать все средства для того, чтобы вернуть управление аппаратом, но, видимо, стало понятно, что аппарат не просто утратил управление, а им управляет уже кто-то другой. Именно в этом случае и надо было срочно вызывать истребитель и сбивать дрон при первой возможности, даже невзирая на то, что он рухнет на территории, подконтрольной ВСУ. Ведь если управление перехвачено, то скорее всего дрон доведут до места, где его можно спокойно посадить. В таком случае, российский истребитель сработал в экстренном режиме. 

Но тут возникает еще один вопрос. На видео легко заметить, что поражение произведено ракетой класса «воздух-воздух», а не бортовыми пушками. А как же система распознавания «свой-чужой»? Ведь именно она не дает ракете навестись на свой летательный аппарат? Это вызывает сомнения в принадлежности атакующего самолета. А вдруг это был аэроплан ВВС Лихтенштейна, например? В таком случае ракета отработает по цели как по врагу, без малейших проблем. Ну хорошо, пускай это был дружественный огонь, поскольку именно на него были списаны целые пачки вариантов, когда сбивались их самолеты, но как оператор утратил связь с аппаратом, буквально у линии фронта?

Нечто подобное могло произойти, если аппарат вошел в зону действия какой-то особенной системы РЭБ ВСУ. Как легко заметить, перехват был произведен на большой высоте, возможно, около 10 км, и это значит, что наши военные оперируют системами, которые на такой дальности и высоте способны не просто заглушить канал связи дрона с оператором, но полностью перехватить управление, чтобы бортовой компьютер не развернул машину к месту старта и не включил систему самоликвидации. И тут мы вспоминаем о том, что часть Шахедов регулярно уходит в направлении Белоруссии либо самой россии. Причем, о белорусских вояжах дронов мы хоть что-то знаем, а о том, чем закончился полет «гераней» на территорию россии – никто и ничего не рассказывал.

В сухом остатке получается два варианта. Первый: дрон был сбит нашим самолетом, и тогда их «стэлс» дрон показал всю свою бесполезность, кстати – если его смог захватить их собственный истребитель и сбить ракетой, это тоже говорит о том, что это такой же стелс, как с бабы Степаниды секс-бомба. Второй вариант: они сами сбили свой дрон, потому что наша РЭБ его увела от оператора. И первый, и второй вариант плохи для противника потому, что показывает его технологическое отставание даже от того, чем располагают ВСУ, не говоря уже о возможностях новейших оружейных систем Запада.

С другой стороны, лапти наклепали таких вундервафель аж три штуки и потому, пустить на металлолом две оставшиеся, будет не так жалко, если бы успели наваять из несколько десятков и только потом понять, что это за шлак. Теперь противнику можно переименовать аппарат в «Не совсем охотник» или «Не такой уж он и охотник». Такие названия лучше подойдут к такому изделию, но скорее всего, они пойдут по старому пути. В свое время, у них были Ë-мобиль и Ëптафон, а это наверняка назовут Ëптадрон.