Принцип свободы слова закреплен в конституциях всех, даже не демократических, но просто считающих себя цивилизованными, стран. Например, в конституции США этот принцип отдельно прописан в тексте Первой поправки, но это потому, что текст самой конституции, не прерпел изменений с момента ее написания и является одним из самых старых, до сих пор действующих основных законов в мире.
Понятно, что с течением времени возникают какие-то отношения, которые просто обязаны быть урегулированными на уровне базового нормативно-правового акта и в таком случае, надо либо принимать новую конституцию, либо вносить в нее дополнения, отражающие текущие реалии. И вот в США, после принятия основного текста конституции, первым встал вопрос о свободе слова, который и был разрешен Первой поправкой, ставшей неотъемлемой частью всего документа.
Другое дело, что есть формальная норма и есть практика ее исполнения. При желании, все можно вывернуть наизнанку и этот принцип – в том числе. За примерами далеко ходить нет смысла, а достаточно посмотреть на то, как он реализован у нас. Но еще интереснее наблюдать за тем, как этот принцип сейчас реализует новая администрация США. Ведь очень долгое время считалось, что именно исполнение этой нормы в Штатах является образцовым, и служит примером для подражания. Процесс переосмысления этого принципа там только стартовал, а потому именно сейчас интересно наблюдать за тем, какие эволюции ожидают его в ближайшее время.
Мы же возьмем за основу всего один аспект этой самой свободы слова, и оттолкнувшись от него, двинемся в другую сторону, где начинают светиться новые, непростые вопросы. Для простоты дальнейшего изложения учредим условное наименование двух персонажей, которые будут фигурировать далее. Первый из них – дед, а второй – парнишка, но в основном, речь будет идти про деда, поскольку его слова и поступки будет иметь большие последствия. И начнем со свободы слова.
Скажем так, если спросить деда, регулярно ли он принимает свои таблетки, то он, наверняка, просто поклянется, что пьет их неистово и неизбежно. Ну а как оно обстоит на самом деле, можно понять по тому, что и как он говорит и главное – делает. Если его речь последовательна и он не противоречит сам себе, высказывая мысли по одному и тому же вопросу, то скорее всего, таблетки он не игнорирует, а если наоборот, то становится очевидно, что он их пропускает. Ну а если его просят уточнить, какая из его речей была правильной, текущая или та, что он двигал ранее, а в ответ он убежденно утверждает, что он такого не говорил, то можно не сомневаться в том, что он даже не помнит, где находится пузырек с пилюлями.
Кроме того, есть еще один маркер, по которому можно определить, что старичок юлит и на самом деле, не желает кушать прописанные таблетки, а в отдельных случаях заходит еще дальше и кушает таблетки или принимает порошки ртом или носом, которые доктор ему явно не прописывал. Суть этого маркера сводится к тому, что с чего бы он ни начинал свои речи, в конце концов – обязательно вернется к одной-двум темам, без которых он вообще не мыслил своего, даже совсем небольшого выступления. Как только все эти «маячки» складываются в одну корзину, можно не сомневаться в том, что пациент откровенно игнорирует необходимую терапию, и соответственно, получается предсказуемый результат.
(Окончание следует)
” Видиш там на горе возвигаються Хрекст”